Декабристы

Не состоя формально в тайных обществах, Пушкин был тем не менее близок декабристам, разделял многие их политические идеалы. Был хорошо знаком поэт и с декабристами-тамбовцами…
В селе «Никольское, Инжавинье тож», в имении своего отца провел детство Михаил Сергеевич Лунин (1787-1845) – человек, чье имя вписано золотыми буквами в историю русского освободительного движения.
Отец будущего декабриста был консервативен и малообразован. По матери Михаил Сергеевич был в близком родстве с семьей Муравьевых, давшей России десять декабристов!
Лунин был умен, талантлив, широко образован. Он знал несколько языков, интересовался математикой, философией, музыкой. Близко знавший Лунина Сен-Симон приходил в восторг от его образованности.
Двадцать лет своей жизни посвятил Лунин военной службе. Считался блестящим гвардейским офицером. Участвовал во всех войнах с наполеоновской Францией, дослужился до чина полковника. О бесстрашии Лунина, его честности, прямоте рассказывали легенды.
В 1817 году Михаил Сергеевич вступает в члены Союза спасения и вскоре становится одним из лидеров декабристов. Он сторонник самой решительной тактики в борьбе с самодержавием. Предлагал даже возглавить террористическую группу, которая должна была убить Александра I.
В сожженной X главе «Евгения Онегина», рассказывая об одном из заседаний тайного общества, Пушкин писал:
Друг Марса, Вакха и Венеры,
Тут Лунин дерзко предлагал
Свои решительные меры…
События 14 декабря 1825 года застали Лунина в Польше. У него была возможность бежать за границу, но он ею воспользоваться не захотел. На следствии Лунин держался с исключительной стойкостью и достоинством. Был осужден по первому разряду и сослан на каторгу в Нерчинские рудники, где провел восемь лет, а затем пять лет в ссылке.
Каторга не сломила воли декабриста. Лунин и в далекой Сибири не прекращает борьбы наступательной. В письмах к сестре он настойчиво и последовательно продолжает развивать свои революционные взгляды, осуждает самодержавие, говорит о необходимости восстания.
В одном из писем обращают на себя внимание такие строки: «Если бы мы могли из глубины сибирских пустынь возвысить свой голос, мы бы вправе были сказать руководящей партии: «Вы взялись очистить Россию от заразы либеральных идей и окунули ее в бездну и мрак невежества, в пороки шпионства. Рукой палача вы погасили умы, которые освещали и руководили развитием общественного движения, и что вы поставили на их место? Мы вызываем вас на суд современников и потомков».
Узнав о письмах, разгневанный царь приказал заключить Лунина в Акатуйскую каторжную тюрьму, где тот и скончался через пять лет. Есть свидетельство о том, что декабрист был убит тюремщиками.
Владельцем Инжавина Лунин стал в 1817 году, после смерти отца. Мы не знаем, как часто бывал Михаил Сергеевич в селе. Но сохранилась его обширнейшая переписка с управляющим тамбовским имением. Из нее видно, что Лунин живо интересовался всем, что происходит в Инжавине, давал советы, как лучше вести хозяйство.
В Инжавине действовала суконная фабрика, на которой работало 42 крепостных мастера. Трудились они в сносных условиях, получали по 60-75 рублей в год. Лунину принадлежал также небольшой кирпичный завод. Был у него проект и об организации в имении селитряной фабрики, но осуществить его он не успел.
Еще задолго до ареста в своем завещании Лунин распорядился освободить крепостных крестьян Инжавинского имения и выделил значительную сумму денег на постройку народного училища для крестьянских детей, а также учредил пособие для престарелых и потерявших трудоспособность. Память о добром и гуманном барине из поколения в поколение передавалась в Инжавине.
Пушкин познакомился с Луниным в Петербурге в 1818 году. Они встречались у братьев Тургеневых и у Карамзина. А осенью 1818 года вместе участвовали в проводах поэта Батюшкова за границу.
В литературе их отношения обычно расцениваются как простое знакомство. Но имеющиеся факты позволяют предположить, что Пушкин и Лунин были близки друг к другу.
На полях черновых набросков поэта, как известно, много беглых рисунков. Вот красивый профиль Марии Волконской, Баратынского, Дельвига… Это все близкие Пушкину люди, к которым он неоднократно обращался в стихах и мыслях. Среди них мы встречаем и Лунина: профиль декабриста, а рядом изображен кинжал – эмблема цареубийства. Поэт как бы иллюстрирует строки: «…Лунин дерзко предлагал свои решительные меры…»
В 1835 году, находясь на каторге, Лунин получил письмо от сестры. В нем рассказала, что Пушкин хранит у себя прядь его волос, которую он «утащил у тети, Катерины Федоровны (Муравьевой), когда ты велел побрить голову перед отъездом…»
Пушкин часто вспоминал о Лунине. Десять лет спустя после восстания на Сенатской площади поэт говорил на балу: «Лунин – человек поистине замечательный».
Высказывать такие мысли вслух было небезопасно…

Вадковские
В семье богатых орловских дворян Вадковских было много военных и чиновников, верой и правдой служивших престолу. Несколько младших ее представителей участвовали в революционных событиях первой четверти XIX века. Это были Иван, Федор и Александр Вадковские. Отец их, Федор Федорович Вадковский, смолоду был гвардейским офицером, под старость перешел на гражданскую службу, удостоился чина действительного тайного советника и звания сенатора. Он играл видную роль при дворе императрицы Екатерины II, кроме того, был известен и своей близостью к наследнику престола великому князю Павлу Петровичу.
Став императором, Павел не забыл своего приближенного. В числе милостей, выпавших на долю Вадковского, были и земли, пожалованные ему в селах Гавриловке и Любичах в слабозаселенном Кирсановском уезде Тамбовской губернии. Так фамилия Вадковских появилась в списке тамбовских помещиков.
После смерти Ф.Ф.Вадковского село Гавриловка перешло в совместное владение к его сыновьям, а Любичи – к дочери Екатерине.
По семейной традиции все три сына Вадковского поступили в гвардейские полки офицерами. Старший, Иван, участвовал в войне с наполеоновской Францией, после был полковником, командовал батальоном лейб-гвардии Семеновского полка. Получил известность своим мягким обращением с солдатами.
В 1820 году военно-судной комиссией, расследовавшей обстоятельства восстания солдат Семеновского полка, за сочувствие к восставшим был приговорен к смертной казни, замененной заключением в крепости. Более 8 лет он провел в витебской тюрьме, а затем был переведен тем же чином в действующую армию на Кавказ.
Федор Вадковский родился в 1800 году в Орловской губернии. Воспитывался в Благородном пансионе при Московском университете, а затем в частных пансионах в Петербурге. В 1822 году изъявил желание стать военным и поступил в лейб-гвардии кавалергардский полк корнетом.
В этот период жизни Ф.Вадковский часто бывал в доме родственника своего Никиты Муравьева, где была штаб-квартира декабристов. Там он познакомился и сблизился со многими видными деятелями Северного и Южного обществ. В числе этих людей, взгляды которых на общественное положение России он разделял, были П.И.Пестель, М.С.Лунин, братья Александр и Николай Тургеневы, М.Бестужев, В.Кюхельбекер и другие. Здесь же он встречается с Жуковским, Батюшковым, Гнедичем, Карамзиным и другими виднейшими русскими литераторами.
Прекрасно образованный, обладая блестящими природными дарованиями (Вадковский имел склонность к поэзии и музыке) и горя желанием посвятить себя борьбе за преобразование России, он быстро освоился в кругу этих выдающихся людей.
В члены Северного тайного общества он был принят в 1822 году.
Пребывание Ф.Вадковского в Петербурге было неожиданно прервано его арестом во время маневров гвардии под Красным селом, после чего он был переведен в Нежинский конно-егерский полк прапорщиком. Вадковский был наказан таким образом за то, что вел «смелые разговоры» и «за стихи вольного содержания», направленные против члена императорской фамилии и начальства.
Вадковский был принят в Южное общество и стал деятельным его членом. По своим политическим устремлениям он принадлежал к левому крылу декабристской организации.
Впоследствии в «Алфавите декабристов» о нем было написано: «Принадлежал к Северному и Южному обществам около четырех лет и разделял цель последнего – ввести республиканское правление с истреблением императорской фамилии. Он считал возможным совершить сие злодеяние на придворном бале и там же провозгласить установление республики». В то же время Вадковский изъявлял готовность «содействовать Матвею Муравьеву-Апостолу, имевшему намерение покуситься на жизнь покойного императора». Ему приходила мысль убить царя из имеющегося у него духового ружья.
Вадковский лично принял в тайное общество девять новых членов, в том числе своего младшего брата А.Ф.Вадковского и брата мужа сестры Сергея Кривцова. В 1825 году он, вследствие своей необыкновенной доверчивости, доходившей до легкомыслия, принял в члены Южного общества предателя унтер-офицера Шервуда.
Через Вадковского Шервуду удалось узнать важные тайны Южного общества и подготовить очередной донос Аракчееву. Дело дошло до того, что Вадковский доверил шпиону письмо к П.И.Пестелю, содержавшее абсолютно секретные сведения о деятельности обществаю
Этот факт явился непосредственным поводом к аресту Ф.Ф.Вадковского 13 декабря 1825 года в Курске. Он стал первым из членов тайного общества, кто был арестован по приказу правительства по делу о деятельности дворянских революционных обществ в России еще до открытых выступлений.
Сначала его заключили в Шлиссельбургскую крепость, а потом перевезли в Петропавловскую. Указание о переводе Вадковского в новое место заточения было сопровождено запиской нового императора Николая I – «держать Вадковского совершенно в тайне, но дать ему писать, что хочет».
Верховный суд приговорил Ф.Ф.Вадковского к смертной казни, замененной вечной каторгой, а затем срок сокращен до 20 лет.
В 1826 году он был отправлен в Кексгольмскую крепость; в 1828 году перевезен в тюрьму при Петровском заводе, где содержался на общих основаниях с другими декабристами.
Находясь на каторге, общался с М.С.Луниным. Затем он был поселен в селе Оеке Иркутской губернии, где умер 8 января 1844 года от туберкулеза.
Смерть Вадковского очень огорчила его товарищей. Декабрист В.К.Кюхельбекер записал в дневнике: «26 марта 1844… умер Вадковский, человек, с которым я когда-то жил душа в душу, что ж, мне, право, кажется, будто я никогда его не знавал, ум-то, правда, говорит: «вот ты почему бы должен грустить, вот какую ты понес потерю – последний или, по крайней мере, один из последних, кто тебя любил, покинул тебя навсегда и пр. Но сердце окаменело: бьешь в него, требуешь от него воды живой, сладких горьких слез,- а сыплются только искры».
Из писем и «Воспоминаний» Ф.Вадковского видно, что тюрьмы и каторга не сломили его волю. Один из самых образованных и талантливых декабристов, он всячески поддерживал и ободрял товарищей: читал им лекции по математике и астрономии, в часы отдыха развлекал их игрой на скрипке. Вадковский оказывал материальную помощь нуждающимся товарищам, стремился облегчить им тяготы заключения и ссылки. Он был инициатором создания кассы для помощи декабристам. В целях изыскания средств занялся коммерческой деятельностью: закупал и перепродавал хлеб, арендовал мельницу, завел гончарное производство и т.д. Находясь на поселении, давал уроки родившемуся в неволе сыну декабриста С.Г.Волконского Михаилу по математике и другим предметам.
На каторге и в ссылке Вадковский написал стихотворение «Желания» («Помнишь ли ты нас, Русь…») и другие, в том числе и сатирические, в которых высмеивал судей, участвовавших в процессе над декабристами. Весьма скромные по своим художественным достоинствам, они тем не менее хорошо передают настроение декабриста.
В ссылке Ф.Вадковским написана ценная работа «Белая Церковь», записки о восстании Черниговского полка. В основу содержания книги положены рассказы непосредственных участников восстания.
Младший из братьев, Александр Вадковский, родился в 1801 году. Получив домашнее образование, он, по примеру отца и брата, поступил в лейб-гвардии Семеновский полк подпрапорщиком. Но прослужил он там недолго, так как в связи с бунтом в 1820 году полк был расформирован. Вадковский был переведен в Кременчугский, а затем в 17-й егерский полк, стоявший на юге.
В члены Южного общества он был принят в 1823 году своим братом Федором. На решение Александра Вадковского, несомненно, оказали влияние служба в «мятежном» Семеновском полку и политические идеалы его родственника Никиты Муравьева. Как и брат Федор, Александр Вадковский был знаком с Пушкиным. Участие его в делах тайного общества свелось к тому, что он «знал цель оного – введение Конституции». Во время восстания Черниговского полка Александр Вадковский по заданию Сергея Муравьева-Апостола должен был обеспечить помощь полку со стороны 17-го егерского полка. С этой целью Вадковский прискакал в Васильков, а затем отправился в Белую Церковь к своему полку для выполнения поручения, где и был арестован.
В труде его брата «Белая Церковь» об Александре Вадковском упоминается в связи с тем, что произошло в городе Василькове 30 декабря 1825 года: «Пока еще толпились на площади, полной любопытных, прискакал прапорщик 17-го егерского полка Александр Вадковский и тотчас же ускакал обратно, дав обещание Муравьеву присоединить несколько рот к восстанию. По прибытии в Белую Церковь (штаб 17-го егерского полка) он тотчас арестован».
В связи с этим, по существу эпизодическим, участием в событиях Александр Вадковский был арестован и привлечен к делу по причастности к возмущению Черниговского полка. Но по докладу Следственной комиссии подвергся лишь дисциплинарному наказанию. Пробыв в Петропавловской крепости более чем полгода, он был отправлен на службу в Кавказскую армию. Участвовал во многих боях и походах, в том числе во взятии Анапы и Эрзерума.
В 1830 году был уволен в отставку с учреждением строгого секретного надзора по месту жительства в имении Гавриловке Кирсановского уезда Тамбовской губернии. Здесь жил до самой смерти. Точная дата его смерти не установлена, сведения о нем имеются лишь до 1837 года.
После выхода в отставку Вадковский женился на дочери тамбовского помещика Надежде Александровне Волковой. Живя на Тамбовщине, А.Ф.Вадковский наиболее тесное общение имел с семьей своей сестры Е.Ф.Вадковской-Кривцовой и ее окружением.
У нас нет документальных данных о знакомстве Пушкина с братьями Вадковскими, но очень возможно, что они встречались с великим поэтом у общих друзей.

Сразу после нового 1826 года арестован за «государственную измену» сын крупного помещика – «самого Ивана Андреевича» - ротмистр лейб-гвардии гусарского полка Александр Иванович Сабуров. Арестован в родовом гнезде и отправлен в столицу с фельдъегерем и под надежной охраной жандармов.
А.И.Сабуров родился в 1799 году в селе Покровском (Сабурово) Козловского уезда. Родители его владели только в Козловском уезде 8500 десятинами земли. Им принадлежали села Лысые Горы, Челновое, Красный Городок, Стрельцы, Козлищино; деревни Сабуровка, Ярославка, Ивановка, Каменный Брод с многочисленными землями, лесными дачами, луговыми угодьями.
Воспитывался Александр дома вместе с братьями Андреем (будущим директором императорских театров) и Яковом, о котором мы писали выше.
С Андреем и Яковом они одновременно в 1816 году были зачислены на службу в стоявший в Царском Селе лейб-гвардии гусарский полк. Большую часть времени Александр проводил с братьями, но были у него и другие знакомые – передовые офицеры, проявлявшие интерес к судьбам Родины, мечтавшие о переустройстве общественного строя на более справедливых началах. В это время Сабуров и познакомился со своим одногодком – юным, как и сам он, Пушкиным. Впоследствии он знал обо всех важных событиях в жизни поэта: о появлении его новых стихов, увлечениях и невзгодах.
В члены Северного общества, объединявшего передовую часть петербургского общества, А.И.Сабуров был принят генералом Михаилом Фонвизиным, находившимся в давнем знакомстве и чуть ли не в родстве с его семьей.
Сам Сабуров на следствии признался, что вступил в тайное общество в 1824 году. Участия в восстании декабристов в Петербурге не принимал, так как находился в отпуске по месту жительства родителей, в Тамбовской губернии.
После ареста он 13 января 1826 года был доставлен в Петербург. Заключенный в Петропавловскую крепость, Сабуров держался с достоинством, был немногословным, отвечал дипломатично: «О намерениях Общества знал», но, «тронутый милостивым вниманием его величества ко всем чинам, совершенно раскаялся в своем поступке и в действиях Общества не брал никакого участия».
По докладу Следственной комиссии 13 июня 1826 года о Сабурове было «повелено»: «продержав еще месяц в крепости, выписать в полки 2-й армии тем же чином и ежемесячно доносить о поведении».
Первоначально Сабуров служил в Смоленском уланском полку, участвовал в сражении при Амбре. 19 июля 1829 года был ранен. В 1830 году уволен со службы с учреждением строгого секретного надзора и с запрещением въезда в столицы, после был выслан в родовое имение на Тамбовщине. Живя в селе Сабурово-Покровском и Тамбове, был «взыскан милостями» царя: ему разрешили въезд в Москву и дозволили участвовать в дворянских выборах.
А.И.Сабуров очень интересовался жизнью Пушкина. Будучи большим театралом и любителем литературы, он находился в активной переписке со своим братом Я.И.Сабуровым. В их уцелевших до наших дней письмах детально обсуждались обстоятельства жизни и творчества великого поэта.
А.И.Сабуров был главой многочисленной семьи: он имел восьмерых детей, двое из них отличались способностями и занимали в свое время видное положение. Это были Петр Александрович – известный дипломат, и Андрей Александрович – археолог, министр народного просвещения времен Александра II. Точная дата смерти А.И.Сабурова неизвестна.
В Тамбовском государственном архиве имеются документы, характеризующие имущественное положение Сабуровых, и сведения об их родословной.
В 1856 году возвратился из ссылки князь С.Г.Волконский с женой Марией Николаевной, урожденной Раевской, называемой «утаенной» любовью Пушкина. Вместе с ними были их дети, родившиеся в Сибири. Старший, Михаил, в 1862 году поселился в купленном им на Тамбовщине имении – селе Павловке Борисоглебского уезда. Здесь им был создан домашний музей декабристов. В нем экспонировались книги, вещи, которые были спутниками декабристов в их каторжной жизни во «глубине сибирских руд» (впоследствии музей погиб во время пожара).
А в 1897 году на средства М.С.Волконского в далеком Акатуе на могиле его земляка – и по Сибири и по Тамбовщине – М.С.Лунина был сооружен памятник…
//Н.Гордеев, В.Пешков. Тамбовская тропинка к Пушкину. Издание третье, исправленное и дополненное. Тамбов, 1999.- С. 88-102.

Е.А.Баратынский
В 1828 году в Петербурге под одной обложкой вышла в свет книга с произведениями А.С.Пушкина «Граф Нулин» и Е.А.Баратынского «Бал». В.Г.Белинский писал о Баратынском: «Из всех поэтов, появившихся вместе с Пушкиным, первое место, бесспорно, принадлежит г.Баратынскому».
Е.А.Баратынский (1800-1844) родился на Тамбовщине, в Кирсановском уезде, в имении Мара – поместье его отца. Здесь же провел детство и юность. Сюда часто наезжал в зрелые годы жизни. Осенью 1818 года, отправляясь на военную службу в Петербург, он с грустью писал матери: «Мне кажется, что, уезжая из Мары, я взял отпуск у дружбы и, что, уезжая из Тамбова, я взял отпуск у любви».
Поэтическое наследие Баратынского велико, значительно, хотя в известной степени навеяно пессимизмом, характерным для русской жизни после подавления восстания декабристов. Многие из произведений поэта так или иначе связаны с нашим краем: одни написаны под влиянием тамбовских впечатлений, над другими он работал во время своего пребывания в Маре.
Весной 1827 года после возвращения на Тамбовщину из далекой Финляндии Баратынский пишет свою знаменитую «Родину» («Мару», или «Стансы»).
В конце 1829 года Баратынский снова приезжает в Мару. Здесь им была начата поэма «Наложница» («Цыганка»).
Самое длительное пребывание в родовом имении относится к 1833-1834 годам. В это время Баратынский переписывает отдельные части в готовых уже поэмах «Наложница», «Эда», «Пиры», пишет стихи.
Много беспокойства доставляют поэту хозяйственные дела. «Я весь погряз в хозяйственных расчетах… На мне же как на старшем в семействе лежат все распорядительные меры»,- писал он в октябре 1833 года.
Пушкина с Баратынским познакомил поэт Дельвиг еще в 1818-1819 годах. С тех пор они встречались довольно часто. Сохранились и некоторые их письма друг к другу. В одном из них, отправленном из Мары весной 1828 года, Баратынский писал: «В моем тамбовском уединении я очень о тебе беспокоился. У нас разнесся слух, что тебя увезли, а как ты человек довольно увозимый, то я этому поверил. Спустя некоторое время я с радостью услышал, что ты увозил, а не тебя увозили».
Пушкин тоже никогда не выпускал Баратынского из поля своего зрения, всегда был в курсе событий его жизни. Обсуждая в 1831 году с Плетневым план издания альманаха «Северные цветы», поэт советовал: «Пиши Баратынскому; он пришлет нам сокровища; он в своей деревне».
Исследователи жизни и творчества Пушкина, как правило, подробно пишут о связях его с Баратынским. Однако многие из них довольно скептически расценивают их отношения. «Близких, истинно дружеских личных отношений между Пушкиным и Баратынским, по-видимому, не было»,- утверждает В.В.Вересаев. А некоторые пушкинисты высказывали даже нелепое, на наш взгляд, предположение, что в «Моцарте и Сальери» Пушкин в образе Моцарта изобразил себя, а в образе Сальери Баратынского.
Перед Пушкиным Баратынский преклонялся. В 1825 году в письме к нему восклицал: «Иди, довершай начатое ты, в ком поселился гений! Возведи русскую поэзию на ту ступень между поэзиями всех народов, на которую Петр Великий возвел Россию между державами. Соверши один, что он совершил один».
Прочитав первые главы «Евгения Онегина», он отметил: «Какая прелесть! Какой слог блестящий, точный и свободный!» О «Борисе Годунове»: «Жажду иметь понятие о твоем Годунове. Чудесный наш язык ко всему способен… Он создан для Пушкина, а Пушкин для него. Я уверен, что трагедия твоя исполнена красот необыкновенных».
Самого высокого мнения о Баратынском был Пушкин: «Он у нас оригинален – ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко». Пушкин был в числе восторженных почитателей таланта Баратынского. Среди его любимых книг находилось два томика произведений Баратынского с автографом поэта. В особый восторг приводили Пушкина элегии Баратынского. В 1824 году в письме к Бестужеву великий поэт признается: «Баратынский – прелесть и чудо… После него никогда не стану печатать своих элегий».
Не раз Пушкин обращался к Баратынскому в своих произведениях, не раз использовал строки из его стихов в качестве эпиграфов. Так, в седьмой главе «Евгения Онегина», рядом с эпиграфами из Дмитриева и Грибоедова, поставлены слова Баратынского «Как не любить родной Москвы?», его же строчка – «стрелялись мы» - взята эпиграфом к повести «Выстрел».
В «Евгении Онегине», когда речь идет о письме Татьяны, Пушкин прямо обращается к «Певцу пиров и грусти томной» за дружеской помощью. Но увы! Баратынский был в это время далеко, в Финляндии. Там он пишет свою лучшую поэму «Эда», и Пушкин ей дает восторженный отзыв.
Критики не очень баловали Баратынского. Пушкина это возмущало. «Пора Баратынскому,- писал он,- занять на русском Парнасе место, давно ему принадлежащее. (Его) последняя поэма «Бал», напечатанная на Севе(рных) цве(тах), подтверждает наше мнение. Сие блестящее произведение исполнено оригинальных красот и прелести необыкновенной».
Творчеству Баратынского Пушкин посвятил три критические статьи: «Стихотворения Евгения Баратынского» (1827), «Бал» Баратынского» (1828), «Баратынский» (1830). Они проникнуты глубоким уважением к собрату по перу и его большому поэтическому таланту.
Все они не закончены и при жизни Пушкина не печатались. Предполагается, что все это замысел единой статьи.
Баратынский был на год моложе Пушкина и пережил его всего лишь на семь лет.
Гибель великого поэта потрясла Баратынского. Обращаясь к Вяземскому, он писал: «Как русский, как товарищ, как семьянин, скорблю и негодую. Мы лишились таланта первостепенного, может быть, еще не достигшего своего полного развития, который совершил бы непредвиденное, если бы разрешились сети, расставленные ему обстоятельствами, если бы в последней, отчаянной его схватке с ними судьба преклонила весы свои в его пользу. Не могу выразить, что я чувствую; знаю только, что я потрясен глубоко и со слезами, ропотом, недоумением беспрестанно себя спрашиваю: зачем это так, а не иначе?»
В другом письме он с горечью повторял слова Феофана Прокоповича о Петре I: «Что мы сделали, россияне, и кого погребли!»
В 1828 году Дельвигу А.А. пришла мысль выпустить поэмы Пушкина и Баратынского под одной обложкой.

Имение Мара Е.А.Баратынского.
Подробное описание Мары оставил известный географ В.П.Семенов-Тян-Шанский в своем фундаментальном труде «Россия. Полное географическое описание нашего отечества»: «От Кирсанова к югу, в 12 верстах, на реке Вяжле, левом притоке Вороны, находится село Вяжля, имеющая со смежными деревнями до 7 тысяч жителей… Часть села называлась Мара».
В 1798 году часть Вяжли (2000 душ с землей) была подарена Павлом I братьям Баратынским: Богдану и Абраму. Последний в чине генерал-лейтенанта вскоре был уволен в отставку, и ему было повелено жить в кирсановском селении. Вместе со своей женой А.Ф.Черепановой – женщиной умной и образованной – он поселился в Маре. Здесь в 1800 году у них родился сын Евгений – будущий известный поэт.
Опальный генерал-лейтенант пользовался большим уважением во всем крае. Был губернским предводителем дворянства. Как пишет один из его родственников М.А.Баратынский – муж дочери А.М.Жемчужникова, - Мара уже в те годы была культурным центром губернии, «куда собирались не только из соседних имений Любичи, Умета, Оржевки, но и из более отдаленных – Бекова и из Пензы».
А.А.Баратынский умер в 1810 году. С этого времени поместье стало приходить в упадок, о котором поведал поэт в своем стихотворении «Запустенье».
И все же Мара в течение долгих лет привлекала красотой окружающего ландшафта, благоустройством поместья. «Недалеко от дома,- вспоминал один из соседей Баратынских,- лежит овраг, покрытый лесом, с бьющим на дне его ключом. Здесь были устроены пруды, каскады, каменный грот с ведущим к нему потайным ходом, беседки, мостики, искусно проведенные дорожки».
У А.А.Баратынского было семеро детей: Евгений, Софья, Сергей, Ираклий, Лев, Наталья, Варвара. После смерти Абрама Андреевича принадлежавшая ему часть села Вяжли была поделена между детьми. В результате появились новые поселки, названные по именам владельцев: Софьинка, Евгеньевка (Ядровка), Варваринка (Рачиновка), Натальевка, Сергеевка. Сама Мара перешла к Сергею Абрамовичу Баратынскому (1806-1866), младшему брату поэта. Медик по образованию и по призванию, он был человеком разносторонних способностей, неиссякаемого остроумия. Сосед Баратынских Б.Н.Чичерин писал о нем: «Я знавал людей с блестящим остроумием: достаточно назвать Герцена, но никого остроумнее Сергея Абрамовича не встречал… Сергей Абрамович сделался бы великим человеком, если бы не родился русским барином».
Наследник Мары был хорошо знаком с Пушкиным, дружил с его младшим братом Львом. В переписке великого поэта имя Сергея Абрамовича упоминается несколько раз.
Еще в молодости С.А.Баратынский полюбил жену лицейского друга Пушкина Софью Михайловну Дельвиг (1806-1888). Она была дочерью М.А.Салтыкова – приятеля поэта Батюшкова, знакомого со многими «арзамасцами», слывшего к тому же вольнодумцем. Получила основательное домашнее образование. Один из учителей Софьи П.А.Плетнев привил ей любовь к русской литературе. Она знала наизусть Пушкина, любила стихи Дельвига, Рылеева, Баратынского.
В молодости сильно увлеклась декабристом Каховским, впоследствии казненным Николаем I. Это было под Смоленском, где она вместе с отцом гостила в имении Пассеков. «Пушкин и «Кавказский пленник» нравятся ему невыразимо,- писала она подруге,- он знает его лично и декламировал мне много стихов, которые не напечатаны и которые тот сообщал только своим друзьям».
Но вскоре влюбленным пришлось расстаться: предложение Каховского не было принято родителями Софьи Михайловны из-за бедности жениха.
В 1825 году Софья Михайловна вышла замуж за барона Антона Дельвига. Муж познакомил ее с Пушкиным, с которым она близко сошлась, с Баратынским и другими литераторами.
Летом 1831 года Софья Михайловна вышла замуж за С.А.Баратынского. Они немного пожили в Тульской губернии, а затем переехали в кирсановское поместье мужа, где пробыли до конца жизни.
Сергей Абрамович нигде не служил, бескорыстно занимался медицинской практикой. Врачом он был неплохим, и его услугами пользовались во всей округе, даже в соседних губерниях.
Живя в Маре, Софья Михайловна не прекращала переписки со своими родными и знакомыми, жившими в Петербурге, Москве и за границей. Несмотря на то, что она почти безвыездно находилась в Маре (не считая посещения губернского города), ей удалось сохранить связи с литературным миром и прежде всего с Пушкиным, Вяземским, Соболевским, Баратынским. Окружавшие Софью Михайловну в Маре родственники мужа и окрестные дворяне относились к ней с большим уважением, как к ближайшей свидетельнице жизни и деятельности выдающихся писателей.
Е.А.Баратынский знал Софью Михайловну еще прежде и как жену своего друга А.Дельвига и как корректора альманаха «Северные цветы», куда он посылал для печатания свои стихи. Как правило, Софье Михайловне приходилось по просьбе мужа переписывать присланные Баратынским стихи, написанные им неразборчивым почерком. Впоследствии Евгений Абрамович шутя назвал ее «вдовой великой армии поэтов».
С жизнью С.М.Дельвиг-Баратынский в Маре связана одна из до сих пор не разгаданных загадок пушкиноведения. Переселившись на Тамбовщину, Софья Михайловна перевезла сюда архив своего первого мужа.
Этот архив, по сообщению краеведа Д.Богданова, содержал рукопись полного собрания сочинений Дельвига с его собственноручными поправками, некоторые письма и стихи Пушкина, подлинные рукописи музыкальных произведений великого русского композитора М.И.Глинки.
Архив Дельвига с архивом Баратынских, по свидетельству некоторых тамбовских краеведов, был отправлен в 1920 году К.Сперанским, занимавшимся их разборкой, в 5-6 ящиках в Козлов (Мичуринск). Дальнейшая судьба его неизвестна. Под конец жизни Софья Михайловна сделалась очень религиозной. По рассказам знавших ее людей, она всегда имела под рукой одно из предсмертных посланий К.Рылеева крайне религиозно-мистического содержания. Стихи эти она собственноручно переписала. Сейчас автограф С.М.Дельвиг со стихами Рылеева хранится в Тамбовском областном краеведческом музее.
Другой брат поэта – Ираклий (1802-1859) – также был близко знаком Пушкину. Он окончил Пажеский корпус, за участие в кавказских войнах был награжден золотой саблею «За храбрость» и орденами. С 1834 года служил в лейб-гвардии гусарском полку вместе с М.Ю.Лермонтовым. В чине генерал-лейтенанта вышел в отставку. Одно время был ярославским губернатором, сенатором.
Тамбовский краевед К.Сперанский, изучавший в 1920 году архив Баратынских, доставленный из Мары в Тамбов, ознакомившись со связкой писем И.А.Баратынского, сделал о нем заключение как о скрытом декабристе, который «переправлял жен декабристов в Сибирь». Сперанский пришел также к убеждению, что данный архив «может внести некоторые новые черты в историю декабристов».
Ираклия Абрамовича, выросшего в культурной семье, где поэзия и музыка были в большом почете, живо интересовало творчество Пушкина. Он был настолько близок к поэту, что хорошо знал его творчество, даже планы работы. Поэтому он мог в письме к их общему знакомому Муханову от 17 октября 1826 года сообщить, говоря об «Евгении Онегине»: «У него (Пушкина) шесть песен уже написано!»
Жена Ираклия Абрамовича – Анна Давыдовна Абамелек-Баратынская – одна из первых переводчиц Пушкина на французский язык.
Друг Пушкина С.А.Соболевский говорил, что он не встречал более милых, приятных и симпатичных людей, чем семейство Баратынских.
//Н.Гордеев, В.Пешков. Тамбовская тропинка к Пушкину. Издание третье, исправленное и дополненное. Тамбов, 1999.- С. 120-138

Кривцовы
Николай Иванович Кривцов – «экс—фаворит императора, экс-губернатор трех губерний, экс-богач, посещавший все дворы Европы и не последний в первых ее обществах, имеющий блистательные и основательные надежды, бывший в родственных связях и отношениях с первыми домами и лицами империи, гордым повелительным характером…» - в этой характеристике, данной Кривцову одним из современников, квинтэссенция его бурной, богатой событиями жизни.
Николай Иванович Кривцов (1791-1843) офицером участвовал в войне 1812 года. Под Бородином был ранен в руку, попал в плен. Вместе с французами лечился в Московском воспитательном доме, превращенном в госпиталь. Когда наполеоновские войска покинули город, спас раненых французов от разъяренной толпы москвичей и казаков. За это впоследствии получил от Людовика XVIII орден «Почетного легиона» и дорогой подарок.
В 1813 году под Кульмом Кривцову ядром оторвало ногу. Несколько лет Николай Иванович проводит в Европе: лечится, занимается самообразованием, слушает лекции в лучших университетах Франции и Германии.
Живя во Франции и Швейцарии, заводит знакомство с Шатобрианом, Бенджаменом Констаном, аббатом Грегуаром, Талейраном, Контом, Сисмонди, мадам де Сталь и другими выдающимися писателями, учеными и мыслителями Западной Европы. Он стал убежденным вольтерьянцем и якобинцем.
Первоначально Кривцов задумал заняться народным просвещением. С этой целью настойчиво изучает опыт французских педагогов по организации взаимного обучения учащихся по системе Ланкастера. Он мечтал создать в России «Нормальную школу ланкастерского метода» для бедных. Даже обратился с проектом организации ланкастерских школ в России к императору Александру I, но никакого ответа не получил.
В начале 1817 года Кривцов возвращается на родину. Его тонкий художественный вкус, широта и оригинальность суждений открывают ему двери во все литературные салоны Москвы и Петербурга. Он сближается с Карамзиным, Вяземским, Жуковским, Дмитриевым, братьями Александром и Николаем Тургеневыми, с членами знаменитого «Арзамаса».
Спустя несколько месяцев, в июне 1817 года, он знакомится и с самим Пушкиным, только что окончившим лицей.
В 1818 году Николай Иванович отправился на службу в русское посольство в Лондоне, но здесь, говоря современным языком, не сработался с послом князем Ливеном и вскоре был вынужден вернуться домой. Сравнительно короткое пребывание в Англии оставило в жизни Кривцова заметный след. Он стал ярым англоманом и оставался таковым до самой смерти.
Не везло Кривцову на гражданской службе в России. За небольшой срок он сменяет три губернаторских кресла: в Туле, Воронеже и Нижнем Новгороде. Исключительная честность Николая Ивановича, его нетерпимость к взяточникам, казнокрадам и крутой нрав не позволяли ему ладить с продажным провинциальным чиновничеством.
Я.И.Сабуров писал в 1843 году: «Что только Воронеж имеет хорошего, тем он обязан Кривцову».
В 1827 году Николай Иванович был уволен в отставку и весной вместе с семьей поселился в тамбовском имении жены – селе Любичи Кирсановского уезда. Жил тут до самой смерти, изредка выезжая в Тамбов и Петербург.
План переселения на Тамбовщину Кривцовым был задуман давно, еще после первой служебной неудачи в Англии и последующих неудач в России. Он понимал, что рано или поздно карьера его окончится катастрофически. Это стало особенно ощутимым после того, как умер его покровитель Александр I, а брат Сергей и три шурина были объявлены государственными преступниками.
Начинал Николай Иванович, как говорится, на пустом месте. Близко знавший в молодости Кривцова Б.Н.Чичерин вспоминает, как в голой степи, где не росло ни одного дерева («нечем кошку было высечь»), в короткий срок появился «великолепный барский дом, в английском вкусе, со всеми удобствами английского комфорта, с оранжереями и теплицами, с изящной домашней часовней в католическом стиле…»
При строительстве дома проявились блестящие архитектурные дарования Кривцова. Он сам составил проект, обучал своих крестьян ремеслу каменщиков и штукатуров. Из Пензы Николай Иванович пригласил садовника-иностранца и с его помощью разбил вокруг дома обширный прекрасный парк.
Поместье Любичи вскоре стало образцовым для всей губернии. Из ближних и дальних уездов ездили к Кривцову за помощью и советом. Он помогал в строительстве новых усадеб, закладке теплиц и оранжерей, парков. Его Любичи, как и соседние Умет и Мара, стали центром культурной жизни всего обширного края, а также соседних Пензенской и Саратовской губерний.
Кривцов собрал богатейшую библиотеку на русском, немецком, английском, французском языках. На многих имелись автографы – Николай Иванович был знаком с выдающимися людьми Европы и России.
В библиотеке Кривцова были книги с автографами Пушкина, Вяземского, Дельвига, Карамзина, Батюшкова, Баратынского, Павлова, мадам де Сталь, Бенжамена Констана и других. Книги для своей библиотеки он приобретал не только в России, но и выписывал из-за границы.
Обитатели барского дома в Любичах были в курсе событий культурной жизни страны и всей Европы. Здесь обсуждали рукописи и спорили о прочитанных новинках, рисовали и музицировали. Нередко у Кривцова бывали видные литераторы, в том числе друзья и знакомые Пушкина.
Николай Иванович был членом «Зеленой лампы», побочной управы Союза благоденствия, цели и задачи которой вполне соответствовали давно выработанным им воззрениям и убеждениям.
Известно его резко отрицательное отношение к крепостному праву. В 1820 году Кривцов составил проект освобождения крестьян. Этот вопрос продолжал волновать Николая Ивановича и в Любичах. Здесь он подготовил новый, более обстоятельный проект раскрепощения крестьян, который был обнаружен в его бумагах уже после смерти.
После ареста братьев жены – декабристов Ф.Ф. и А.Ф.Вадковских – Николай Иванович взял на себя управление их большим имением в селе Гавриловке и заботился о нем вплоть до возвращения на родину А.Ф.Вадковского в 1830 году.
В пользу Кривцова свидетельствует и тот факт, что его дом в Любичах был всегда гостеприимно открыт для декабристов, оставшихся на свободе.
Сам Кривцов своей жизнью в Любичах был вполне доволен и на судьбу не жаловался. По словам знавших его людей, он любил цитировать стихи Пушкина, несколько переиначивая их:
Я долго жил и много наслаждался,
Но с той поры лишь ведаю блаженство,
Как в Любичи Господь меня привел.
Таков был человек, к которому в памятный февральский день 1831 года, за неделю до свадьбы, обратился с письмом Пушкин:
«Все, что бы ты мог сказать мне в пользу холостой жизни и противу женитьбы, все уже мною передумано. Я хладнокровно взвесил выгоды и невыгоды состояния, мною избираемого. Молодость моя прошла шумно и бесплодно. До сих пор я жил иначе как обыкновенно живут. Счастья мне не было… Мне за 30. В тридцать лет люди обыкновенно женятся – я поступаю как люди, и вероятно не буду в том раскаиваться. К тому же я женюсь без упоения, без ребяческого очарования. Будущность является мне не в розах, но в строгой наготе своей. Горести не удивят меня: они входят в мои домашние расчеты. Всякая радость будет мне неожиданностью… Прерываю письмо мое, чтоб тебе не передать моей тоски. Пиши мне на Арбат…». Их связывала давняя и искренняя дружба.
Познакомились они 28 июня 1817 года. Произошло это, как свидетельствует сам Кривцов, в Петербурге, на вечере у Тургеневых. Они быстро подружились. В конце декабря того же года Карамзин писал Вяземскому: «Добрый Тургенев бывает у нас часто, раза 3-4 в неделю…Второй наш собеседник есть Кривцов… а третий – поэт Пушкин».
В дружбе этой, конечно же, главенствовал Кривцов. Сказывался его более солидный возраст, большой ум и громадная эрудиция. Николай Иванович неодобрительно относился к светским шалостям поэта, в ответ на что Пушкин написал стихотворение «Кривцову» 1817 года.
Когда в марте 1818 года Николай Иванович уезжал в Англию, поэт, будучи больным, прислал ему на память карманное издание «Орлеанской девственницы» Вольтера с надписью: «Другу от друга» и теплое стихотворное послание: «Когда сожмешь ты снова руку…»
Разлука не загасила пламень дружбы. Поэт и дипломат обмениваются письмами. Тургенев в августе 1818 года писал Вяземскому: «Кривцов не перестает развращать Пушкина и из Лондона и прислал ему безбожные стихи из благочестивой Англии».
Переписка продолжалась и по возвращении Кривцова в Россию. Широко известно послание поэта, которое он отправил Кривцову в Тулу осенью 1823 года из Одессы:
«Милый мой Кривцов, помнишь Пушкина? Не думай, что он впервые после разлуки пишет к тебе. Но бог знает, почему письма мои к тебе не доходили. О тебе доходят до меня только темные слухи. А ты строчкой не порадовал изгнанника. Правда ли, что ты стал аристократом? – Это дело. Но не забывай демократических друзей 1818 года. Все мы разбрелись. Все мы переменились. А дружба, дружба…»

Свидеться друзьям удалось только в 1827 году в Петербурге. Известно, что 14 июня 1827 года они вместе были в гостях у Карамзиных. А следующая их встреча состоялась в 1834 году. Из-за болезни жены Кривцов был вынужден приехать в Петербург. Он жил в одном доме с Пушкиным на Гагаринской набережной, часто встречался с ним.
К творчеству Пушкина Николай Иванович относился всегда с большим пониманием. Уже первое знакомство с молодым поэтом произвело на видавшего виды Кривцова большое впечатление. Он записал в дневнике: «Вечером я был у Тургеневых, где был молодой Пушкин, исполненный ума и обещающий еще больше в будущем».
Раннее творчество поэта получило у Кривцова высокую оценку. Посылая ему в 1831 году в Любичи экземпляр «Бориса Годунова», Пушкин вспоминал: «Ты некогда баловал мои первые опыты».
Трагическая гибель великого стихотворца произвела на Николая Ивановича удручающее впечатление. Летом 1837 года он просил Вяземского: «Вот 25 рублей на сочинения Пушкина. Подпишись на меня, а получать я приеду сам в Петербург. Вот еще и стихи его, вероятно, неизвестные, написанные им на экземпляре «Девтсвенницы» Вольтера, которыми он благословил меня на дорогу при отъезде моем в Англию в 1818. Ежели православная цензура пропустит, то и этою безделкою пренебрегать грешно бы. Это все же Пушкина, и притом самого настоящего».
К чести Кривцова, он одним из первых подал свой голос против фальсификации образа погибшего поэта. 5 февраля 1837 года Вяземский направил Булгакову письмо, в котором он, защищая память Пушкина от нападок представителей высшей знати, считавшей его виновником дуэли, пытался представить поэта верноподданным и религиозным человеком.
«Как не стыдно,- отвечал Вяземскому Николай Иванович,- было тебе… прислать мне копию с классико-академико-чопорного описания смерти Пушкина, статьи по части достойной лишь князя Шаликова для «Московских ведомостей». Евгений Баратынский, который провел с нами последние 2 недели, сказывал, что ты написал другое письмо к Д.Давыдову, достойное и тебя и покойного…»
Вообще все написанное о Пушкине после его смерти интересовало Кривцова. Когда в одном из французских журналов была опубликована статья писателя-журналиста Леве-Веймара, посвященная поэту, Николай Иванович попросил Вяземского прислать ему это издание.
Умер Кривцов в 1843 году. Похоронен в Любичах.
//Н.Гордеев, В.Пешков. Тамбовская тропинка к Пушкину. Издание третье, исправленное и дополненное. Тамбов, 1999.- С. 139-149